Решением исполкома Рязанского городского Совета народных депутатов от 27.05.1987г. №236 Зайцеву Владимиру Петровичу присвоено звание "Почетный гражданин города Рязани".
Сразу же после демобилизации Владимир Петрович вернулся в Рязань и уже 20 февраля 1956 года поступил на завод ТКПО учеником расточника (в возрасте 32 лет). Вскоре он уже работал самостоятельно в цехе № 5, а затем за сравнительно короткий срок добился 5-го разряда. Владимир Петрович не просто работал на заводе, он создавал его, устанавливал и осваивал оборудование, обучал молодых ребят, сплачивал заводской коллектив (Здесь уместно отметить тот факт, что завод ТКПО вступил в строй в ноябре 1955 года).Цех № 5 - это цех станков, которые обрабатывают детали весом до сотни тонн. "Это цех станков-гигантов, неторопливых, дышащих медью, - так описывал производство журналист В. Новиков. - Деталь весом в сотни тонн - внушительное зрелище. Перед такой невозможно не остановиться. А остановишься - долго будешь глядеть, как на станке поворачивается она, сияя обточенными боками, как сбегают с нее струи сине-фиолетовой стружки".Что и говорить, для того, чтобы управлять станком-гигантом, надо и самому быть под стать ему. Не по силе, разумеется, а по умению обрабатывать сложные детали, по хватке, да и вообще, по рабочему характеру.
Станок-гигант не терпит суетливой поспешности рабочего. Здесь, пожалуй, в полной мере подходит поговорка: "Поспешишь - людей насмешишь". Хорошо еще, если только насмешишь. Не было б хуже. Станок требовал обстоятельности в работе, надежности. Потому Зайцев и сроднился со станком, что сам был ему под стать - настоящий гигант по рабочей закалке, по складу характера, по мастерству - Владимир Петрович делал ставку на качество. И многочисленных учеников своих учил, прежде всего, читать чертежи, вникать в суть, обдумывать каждую операцию, - словом, всерьез осваивать технологию обработки, изо дня в день перевыполняя сменные задания, сдавая продукцию только отличного качества.
"Он стоял на влажно поблескивающей в утреннем свете огромной станине станка и, похлопывая рукой по детали - высотой почти в человеческий рост, - что-то неторопливо говорил сменщику, - так описывал журналист Олег Севергин свою первую встречу с расточником Рязанского завода тяжелого кузнечно-прессового оборудования Владимиром Петровичем Зайцевым. - Розовые лучи рассвета косо били сверху через ажурные переплеты металлических ферм. Далеко разносились голоса в гулком полупустом пространстве цеха. Было то кратковременное затишье между двумя сменами, в котором как-то неуловимо ощущается усталость людей, проработавших ночь, и мощь умолкших на минуту машин.
Первым впечатлением от знакомства было известное каждому чувство, когда мучительно начинаешь вспоминать, где же раньше видел этого человека. Простые, чуть резковатые черты лица, едва заметная улыбка, затаившаяся в уголках губ, твердый, открытый взгляд...
И тут наконец стало ясно, почему его лицо показалось вначале знакомым. Такой взгляд мне доводилось видеть у многих из тех, кто прошел суровые дороги войны, кто все силы отдает сейчас тому, чтобы жизнь с каждым днем становилась лучше".
Война обожгла своей жестокостью неокрепшую душу парнишки из шиловского села Рубецкое. С детства Володя вместе с братьями и сестрами (а их в семье было семеро!) познал горячий пот и чувство коллективной удовлетворенности от сельского труда. Разве мог он думать-гадать, что война крадется к ним на своих когтистых лапах?
Семья была дружная. Отец работал ветфельдшером (профессия на селе ох какая нужная!). Мать трудилась на молокозаводе. Дети помогали старшим в домашнем хозяйстве.
После окончания четырех классов Володя поступил в Ерахтурскую среднюю школу. 3 марта 1941 года ему исполнилось восемнадцать лет. Только-только окончил девять классов, как всю страну - от края и до края - потрясло известие: война!..
Владимира призвали в армию. Паренек был невысокий ростом, но крепкий, сметливый. Попал в военное училище, а оттуда в 1942 году курсантов отправили на Калининский фронт, где обстановка была сложной. Наши войска несли большие потери. Воевал в полковой разведке. Это, как говорится, не то, что съесть фунт изюму. Часто уходил в тыл фашистам добывать разведданные, брать "языков", совершать диверсии...
Однажды группе Зайцева поручили ответственное задание: взорвать мост в глубоком тылу врага. Разведчики мост взорвали. Трое суток пробивались потом к своим через полоцкие леса и болота. На задание ушли всемером, а в расположение родной части вернулись четверо. В. П. Зайцева за выполнение операции - взрыв моста - наградили боевой медалью "За отвагу". Но разве могла она скрасить тяжкие думы о погибших товарищах?..
Подобных эпизодов в его фронтовой биографии немало.
Но Владимир Петрович ни дома, ни в кругу друзей не любил рассказывать про войну. Видимо, накопилось в душе столько боли, столько горя, что не хотел бередить душу, чтобы эту боль и горечь не расплескать на других, да и самому сердце рвать не хотелось.
Товарищи по цеху не раз подмечали, что манера курить у Зайцева какая-то необычная: укрывает сигарету в ладони, так что огонька не заметно. Привычка эта, видимо, с военной поры: ведь, находясь в тылу врага, тем более ночью, в открытую не закуришь.
Война изрядно покромсала разведчика. Фрезеровщик Вячеслав Викторович Свирин, его сосед по рабочему месту, споминал: "Иной раз смотришь, стоит Петрович, морщится от боли и трет плечо. Подхожу, спрашиваю... Да вот, говорит, руку не подниму. Постоит, боль, видно, схлынет, и снова за работу".
Поблажек себе, фронтовику, да еще тяжелораненному, Зайцев не искал. А давнее ранение долгие годы не давало покоя.
Осенью 1942 года советские войска вели ожесточенные бои подо Ржевом. Обстановка сложная, требовалось захватить "языка". Но это не удавалось сделать разведчикам других частей. Поручили добыть "языка" разведгруппе Зайцева. Бесшумными тенями ушли они в ночь. Вылазка оказалась удачной. Вскоре разведгруппа ползком продвинулась к нейтральной полосе, волоча за собой оглушенного "языка" с кляпом во рту. Незаметно начало светать. Нужно было торопиться. Рассвет застал разведку на ничейной полосе. "И до своих-то оставалось подать рукой, - писал журналист Б. Шаповалов, - когда со стороны немецких окопов раздался выстрел, с другой - захлебнулся длинной очередью тяжелый пулемет - и все слилось в оглушительном грохоте.
"Язык" - раскормленный, грузный немец, за минуту до этого покорный и понятливый, как престарелый мерин, вдруг уперся, намертво вцепившись в промерзшую, истерзанную снарядами землю.
"На помощь рассчитываешь, гад?!" - и девятнадцатилетний сержант Зайцев без жалости двинул автоматным стволом в тугой немецкий бок. Немец вздрогнул, проворно пополз вперед, а через несколько метров снова замер. Зайцев приподнялся на локте, удобнее перехватывая обшарпанное ложе автомата: "Сейчас, фриц, я тебя расшевелю", - но почувствовал страшный удар в спину и провалился в пустоту..."
Друзья-разведчики вытащили с нейтральной полосы к своим и дюжего "языка", и тяжелораненого Зайцева.
Он пришел в себя лишь спустя две недели. Ранение оказалось серьезным. Семь месяцев провалялся на госпитальных койках.
Ночами мучила бессонница. Перед глазами вставали фронтовые друзья, некоторых из них уже не было в живых. Раны долго кровоточили, а когда начали заживать, зудели так,
что хотелось сорвать повязки и кричать на всю больничную палату: "Я жить хочу! Я на фронт хочу!"
Да, так и было: молодой организм упорно боролся с болями, желание подняться с госпитальной койки и почувствовать силу в каждой клеточке тела было настолько сильным, что казалось: только поднимись - и сможешь не только ходить, бегать, но и летать.
Приходило осознание ценности человеческой жизни, но в то же время сверлила голову назойливая и колкая, как глубокая заноза, мысль: надо вернуться в строй, надо отмстить фашистам за гибель товарищей, за поруганную родную землю. Страха перед новыми боями, перед смертельной опасностью, которой чаще других бойцов подвергаются разведчики, идущие в тыл врага, не было. Не было - и все тут.
Соседи по госпитальной палате нет-нет да и переглядывались: дескать, трудно поправляется разведчик, крепко ему досталось; наверное, спишут его подчистую... Но Зайцев верил: его фронтовая судьба еще не закончена.
В мае 1943 года сержант В. П. Зайцев вернулся на фронт, снова в полковую разведку. За взятие "языка" его наградили орденом Красной Звезды...
Победу встретил в должности командира мотострелкового взвода, но воинская служба для него не закончилась. Прослужив еще одиннадцать лет, старший лейтенант В. П. Зайцев уволился в феврале 1956 года в запас. Должность у него в ту пору была довольно солидная - заместитель командира саперной роты. А к наградам прибавились медали: "За боевые заслуги", "За взятие Кенигсберга", "За взятие Берлина".
Приехав в Рязань, Владимир Петрович сразу же пошел работать. Незадолго до этого, в ноябре 1955 года, вступил в строй завод ТКПО. Сюда-то 20 февраля 1956 года Зайцев и поступил... учеником расточника.
Так сложилось: рос завод, выпускающий станки-гиганты, и вместе с ним рос рабочий Зайцев. Профессию расточника он освоил быстро и скоро уже имел 5-й разряд.
Давние его товарищи вспоминают: он не просто работал на заводе, он создавал его. Нужно установить и освоить новое оборудование - обращаются к Зайцеву, знают, что справится. Требуется обучить профессии расточника - опять обращаются к Петровичу. Сколько умелых и добросовестных молодых станочников он воспитал - всех не припомнить. Но каждый, прошедший "школу Петровича", гордился им.
Зайцев не бил рекордов скорости, но за качеством следил отменно. Не было случая, чтобы он сдал деталь с какими-либо, даже незначительными, отклонениями. За это и удостоился, как древние мастера, личного клейма качества. А это, как известно, не только доверие, но и высокая ответственность. Но ответственности В. П. Зайцеву было не занимать, с 1977 года его бригада расточников была удостоена звания "Бригада рабочей гарантии".
Цех № 5 завода тяжелого кузнечно-прес-сового оборудования - это цех станков-гигантов. И рабочих, производящих такие станки, тоже можно причислить к гигантам. Шуточное ли дело - обрабатывать деталь весом до ста, а то и больше тонн! Петрович, между тем, любовно называл свой мощный станок "станочком", словно это была игрушка.
...Летом 1972 года, в выходной день, когда Зайцев копался в своем дачном садике, его разыскал посыльный:
- Петрович, заводское начальство срочно вызывает. Создается отряд для тушения пожаров в Мещере.
Жена Зайцева - чуть ли не в крик, а он ее неуклюже успокаивал:
- Ну что ты, Полина, все нормально...
Многие помнят то жаркое, пожароопасное лето 1972 года, когда огонь выжег многие гектары леса, когда потаенно пылали торфяники, когда жители мещерских деревень задыхались от дыма, а в небе не видно было солнца - лишь по всему горизонту стлался дым да пугающе ярилось зарево.
Впрочем, огненное зарево не пугало Зайцева. На войне еще и не такое доводилось видеть. Да что там видеть! Пережить, испытать на собственной шкуре.
"Ничего, - размышлял бывший разведчик. - Сегодня не война. Усмирим стихию, обуздаем огонь..."
Огонь наступал. Смолистые сосны вспыхивали, как свечи. Ветер подхватывал искры и переносил их от делянки к делянке. Лесные великаны, черные, обугленные, не выдержав натиска огня, с шумом падали, взметывая к продымленному небу рваные клочья пламени. Казалось, горит весь белый свет и противостоять огню невозможно.
И все же люди обуздали стихию. Отряд Зайцева проработал на тушении мещерских пожаров около месяца, тут во всем сказалась фронтовая выучка Зайцева. Он не только знал, кого послать на тот или иной опасный участок, но и умел беречь людей.
- Конечно, трудно было, - рассказывал потом Зайцев товарищам. - Представляете, стоит лес, тихий, безлюдный, нетронутый, ни дыма, ни признака огня. И вдруг одна из сосен вздрогнет, повалится, собьет соседнее дерево, и на наших глазах падает лес целым массивом и вспыхивает от горящего под землей торфяника... И днем-то было опасно. А ночью... Жили в палатках. Поднимались по тревоге в любое время суток и отправлялись на бой с огнем...
Многие офицеры запаса тогда были награждены медалью "За отвагу на пожаре", в их числе - Владимир Петрович Зайцев. Награда получена в мирное время, но ее с полным правом можно приравнять к боевой.
Трудовые награды приходили к Зайцеву, словно по ступенькам. По итогам работы в седьмой пятилетке он награжден орденом Ленина. Восьмая пятилетка ознаменовалась орденом Октябрьской Революции. За выдающиеся производственные успехи и высококачественные показатели в выполнении заданий девятой пятилетки В. П. Зайцев был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Узнав об этом, товарищи по работе остановили станки и принялись качать Петровича...
Рассказывают, Владимир Иванович Кирилин, с которым Зайцев проработал бок о бок десять лет и который стал начальником одного из цехов, специально пришел поздравить Петровича. Пожал его жилистую руку и сказал:
- Я искренне рад за тебя, Петрович. Помнишь, как настойчиво ты советовал мне учиться? Я последовал твоему совету. Ты рекомендовал меня в партию. Сколько таких, как я, на нашем заводе? Двадцать? Тридцать? Много людей с зайцевской хваткой. Справедливо, что героями становятся такие люди, как ты.
А Зайцев героем себя не считал. Бывало, что на какое-либо торжественное собрание без Звезды Героя приходил.
Спросит кто-нибудь: "Петрович, а что же ты звезду не надел?" Зайцев улыбнется в ответ: дескать, разве в звезде дело? Недаром начальник цеха № 5 Анатолий Николаевич Ларионов говорил о нем так: "Это человек с обостренным чувством ответственности".
Как член цехового парткома, Зайцев вникал во все дела цеха, будь то снижение выработки или брак выпускаемых изделий (чего греха таить, и такое случалось). На партсобраниях выступать не очень-то любил, но если выступит - честно, бескомпромиссно, с обоснованной критикой - никому, в том числе и начальству, мало не покажется. Но обижаться на него, как говорится, себе дороже. Знали: Зайцев резок, но справедлив. Потому-то и уважали его.
В. П. Зайцев избирался депутатом областного Совета, депутатом Верховного Совета СССР. Естественно, общественные дела отвлекали от основной работы: то сессия, то комиссия. Но на заводе помнят, иногда В. П. Зайцев работал по ночам. Сессия сессией, а свою трудовую норму он выполнял сам.
С января 1980 года В. П. Зайцев трудился мастером производственного обучения в родном цехе № 5.
Выйдя на заслуженный отдых, Владимир Петрович оставался, как прежде, в рабочем строю. Да и могло ли быть иначе? Ведь жизненную закалку он получил на войне, в разведке, долгие годы работал на производстве станков-гигантов, да и был он человеком крепкой породы и открытой души.
